ЗЕМЛЯ

ЦИКЛ, 1977-1980 г.г.

 

Перевод с армянского

АЛЬБЕРТА НАЛБАНДЯНА

 

 

 

ГОРОД 

 

Огромный город, он кипит вокруг меня,

Как Мысль, что воспалённый мозг тревожит,

В потоках чада, духоты, огня

Здесь даже солнце задохнуться может.

 

И череда мучительных тревог

В меня вползает, душу беспокоя,

Как твари ядовитые у ног,

Рожденные из грязи и от зноя.

 

Мне кажется, кошмар плетут окрест

Всех пауков невидимые орды...

Но вижу –над землей сияет Крест,

На нем Распятый, величаво-гордый.

 

Он, смрада жизни избежать спеша,

Сияет в чистом небе, возрожденный...

Покинутая грешная душа

Здесь молча крестит лик свой изможденный.

 

 

ПАМЯТЬ 

 

Из пепла памяти своей привычно

Я достаю картину прежних дней.

Она, как Космос, столь же хаотична,

Нет четких форм и нет имен на ней.

 

Прах и золу хочу с нее стереть я,

Застыв, как богомолец, в тишине,

И гулкие минувшие столетья

Тревожно отзываются во мне.

 

Как предрассветной скрытый полумглою

Далекий город вдруг сверкнет на миг,

Так смутно предстает передо мною,

Внушая ужас, незнакомый Лик.

 

Все рушится, что было мне опорой,

Лишь пепел, пыль и призраки вокруг...

Вот Дверь, скрипя, открылась, за которой

Я безвозвратно исчезаю вдруг...

 

В Тиши бездонной зреет, набухая,

Тоска – несотворенная, ничья...

И, к вечности всем существом взывая,

Я пробуждаюсь – для Небытия.

 

 

СУДЬБА 

 

Все ниже Небо опускается, все ближе

Земля и Небо – скоро встретятся они:

Тесней сжимается пространство это. Мы же

Меж ними мечемся, слепым теням сродни.

 

Вдруг Небо Землю бьет. Почти неуловимо

Клинком горящим, ослепительным для глаз,

Стремительный Вопрос, неумолимо

Одним ударом обезглавливает нас.

 

 

НИЩИЙ 

 

Сидел он, отрешенный от забот,

На перекрестке, под стеною серой,

Как в дымке лет забытый эпизод,

Как тень былого, ставшего химерой.

 

Глаз с шапки не сводил он, ни гроша

Не видя в ней, впитавшей пыль обочин.

Была пуста, как шапка, и душа,

А взгляд – невидящ, но сосредоточен.

 

Казалось, что не знал он ничего,

Ни прошлой жизни, ни надежд, ни света,

И стала достоянием его

Единственным – лишь только шапка эта.

 

И угасал монет холодный звон

На дне души, где сумрак непроглядный,

Где навсегда, как узник, заточен

Его удел, ничтожный, безотрадный.

 

Сидел он неподвижно, тяжело,

В усталой безучастности похожий

На статую. И время мимо шло,

Как равнодушный и слепой прохожий.

 

 

ЭЛЕГИЯ 

 

Памяти брата Меружана 

 

Текла река бесчувственно и сонно,

С подводной тиной в сговоре. Она

Несла, несла тебя. А с небосклона

Тому свидетелем слепым была луна.

 

Вскричала птица, ужас понимая,

И смолкла вновь, чуть шевельнув крылом.

Так жизнь твоя, безвестная, немая,

На миг сверкнув, растаяла в былом...

 

Лучом луны об этом постоянно

В туманной мгле мне память говорит...

Текла река, безлика, безымянна,

И птица молча плакала навзрыд.

 

 

СИЗИФ 

 

В аллеях сада, в их зеленой гуще

Свет солнца так прозрачно-чист и тих,

Мир – точно сказка, точно сон цветущий,

В нем столько игр, и малых, и больших.

 

Вот мальчуган. Он сам с собой играет,

Не видит и не слышит ничего –

Сопя, песок в ведерко набирает,

Чтоб тут же снова высыпать его.

 

Так бесконечно: высыпал – наполнил,

Пусть пот струится, руки ноют пусть...

Мне этот мальчик древний миф напомнил

И в сердце тихо шевельнулась грусть.

 

– Мой милый, ты не можешь знать такое,

Но предок твой, что тоже спину гнул,

Давно оставил камень свой в покое

И молча руку... Смерти протянул.

 

 

ВИДЕНИЕ СМЕРТИ 

 

Когда капканы мрака ставит ночь

И правит миром, жалости не зная,

И свету фонарей уже невмочь

Рассеять мглу, и звездочка ночная

Вдруг падает и гаснет, – в тот же миг

Встает во мне из глубины сознанья

Кровавое Виденье – точно блик

Забытого давно воспоминанья.

 

Я вижу: озверевшая толпа

Терзает окровавленное тело.

Она в своем безумии слепа:

Горят глаза, нет ярости предела.

Здесь каждый слаб, хоть на расправу скор,

Беспомощен в когтях слепого рока,

Но вместе – превращаются в топор,

Невинных жертв кромсающий жестоко...

 

Когда же утро принесет покой

И Свет зажжет над ширью поднебесной,

К святым навек причислит род людской

Дела и память жертвы бессловесной...

Не знаю, кем придуман Новый Миф

О воскрешенье, подлинном иль мнимом,

Но лишь Страдание дается тем, кто жив.

Как Крест, как греза о Недостижимом...

 

 

ПИЗА 

 

Когда кутящий Мир во мраке тонет,

Теряя четкость форм и свет огня,

Когда в моей груди тревога стонет

И беззащитным делает меня, –

Как призрак Прошлого, тоски вчерашней,

Как вера светлая в Грядущий день,

Мне видится трагическая Башня,

Что оперлась на собственную тень.

 

– Когда ты, Пиза, гордо вверх взметнулась,

Казалось, Солнце новое взошло,

Казалось, звезд ты головой коснулась,

Исчезли Боль, Страдание и Зло.

Когда же под тобой в одно мгновенье

Заколебалась почва в первый раз,

Казалось, то Земли благословенье,

Ее приветный материнский глас.

 

Но, Пиза, под тобой былой Потери

Кипела лава, клокотала грязь,

Не Дух витал, а воды Лжи, как звери

Рычали, выли, пенились, ярясь.

И вот стоишь согбенно и нетвердо,

Ничтожна, как лакей или холоп,

И нету сил ни выпрямиться гордо,

Ни честно пасть, беде подставив лоб.

 

Пещерные я вспоминаю годы,

За веком век я жил, к лукавству глух,

Как часть, как атом Матери-Природы,

Ее ничем не замутненный Дух,

Как воплощенье грез ее хрустальных...

Ты скорбно, Пиза, смотришь с высоты –

Так, будто здесь, в глазах моих печальных

Трагический свой облик видишь ты...

 

 

 

КАИН 

 

В этом Мире сейчас, где бессчетные Души

Молят Небо о Солнце, о капле тепла,

А оно отвечает потоками зла,

Низвергает Проклятья и сумраком душит,

Каин, снова твой облик встает, как беда,

И в голодных глазах отражается тенью,

Став – за столько веков! – уязвимой мишенью,

Потому что Душа недоступна, а Тело

И открыто и зримо всегда.

 

''...И взывает к нам кровь убиенного брата..."

Нет, неправда! Я вижу: тебя он потряс –

Голос Смерти, что ты услыхал в первый раз,

И лицо твое ужасом смертным объято.

Палача, что послала небесная твердь,

Ты, невольная жертва, в разящем мгновенье

Увидавший впервые, застыл в потрясенье.

Но свою – не чужую – увидел ты Смерть...

 

Каин, видел ты Смерть! О, счастливец ты, Каин!

Я в обманчивой этой, густой Тишине

Ощущаю с тоской у себя на спине

Ее длань, что всегда тяжела, точно камень.

Обернуться хочу и схватить, – но тогда

Исчезает она, не оставив следа...

И опять вижу лик твой, исполненный боли,

Рядом с мёртвым стоишь ты, печаль затая,

И не знает никто,

Что ты жертвою стал поневоле

И что невосполнима утрата твоя...

 

 

МГЕР*

 

... И опять побежденный, уставший безбрежно,

Вихрем этого Мира гоним, одинок,

Точно жертва, чья скорая смерть неизбежна,

Я дрожу и уходит Земля из-под ног.

И тогда вдалеке вижу я, потрясенный,

Ту Пещеру, где вечно царит темнота,

Где не молкнут ужасные всхлипы и стоны,

Будто плачет в ней чья-то Душа-сирота...

 

– Заточенный в Пещеру, под мрачные своды,

Мгер, кого ты клянешь в этой тьме вековой?

Ведь вокруг ни души, и за долгие годы

Здесь никто не услышал твой голос живой.

Посмотри, этот Мир, как продажная девка

На пиру дармовом, ненасытен и груб,

В корчах мечется, деньги прижав к себе крепко,

И свирепые хрипы срываются с губ...

 

Где же, где же, о Мгер, старый Меч твой разящий,

Что, как молния, быстр и горяч, как огонь?

Где твой Дух непреклонный и вольно парящий,

Где твой страха не знающий огненный Конь?

Мгер, тебя обморочили лестью коварной,

Обласкав, опоясали Светом густым,

И с блаженной улыбкой Любви благодарной

Свою Душу мятежную отдал ты им...

Тяжкий меч твоей Ярости, грозной и правой,

Кто украл и когда – не сумел ты понять...

 

Но я знаю, что Стон твой клокочущей лавой

Будет зреть, умножаться опять и опять,

Ярым дымом и пламенем будет копиться,

И однажды, как черная магма, кипя,

Или стены взломает он мрачной темницы,

Иль – уже безвозвратно – погубит тебя...

 

* Герой армянского народного эпоса "Давид Сасунский'',    добровольно заточивший себя в скалу (Премеч. переводчика).

 

 

ДУХОВНЫЙ ГОЛОД 

 

Я возвещаю вам: придет духовный голод.

А.Исаакян

  

В Безмолвие, как в дрему, погруженный,

Я слышу голос канувших времен.

Так ясен этот голос отдаленный,

Как будто он в груди моей рожден.

Так путнику, что к дому поспешает,

Вдруг молнии стрела слепит глаза

И рокот грома душу устрашает,

Хотя и стороной прошла гроза...

  

И, как потоки магмы раскаленной

Из содрогнувшейся коры земной

Или фонтан в пустыне обнаженной,

Видение возникло предо мной...

По улицам, стекаясь отовсюду,

Шагали люди пестрою гурьбой

И в храм Духовной Веры, равный чуду,

Шум, грубый хохот, гвалт несли с собой.

 

Под сенью сводов, высоко парящих,

Давясь, толкаясь, точно муравьи,

Не в силах утаить в глазах горящих

Желанья ненасытные свои,

Кричали громко и стенали глухо,

Не видя и не слыша ничего,

И требовали золота у Духа, –

Хоть крохи из сокровищниц его...

 

 

А не дождавшись, стали так же рьяно,

Как прежде, поклоняясь, берегли,

Ломать, крушить святые стены храма, –

Всё потонуло в прахе и в пыли.

Но постепенно шум умолк утробный,

Ушел в себя, как в келью, человек.

На месте храма Памятник Надгробный,

Как каменная Скорбь, застыл навек...

  

Так почему же в сумраке былого

Пропала Вера, канув в забытье,

Зачем сменили жалким блеском слова

Свет праведного золота ее?

И как случилось, что, низвергнут снова

В тот хаос, где Материя – основа

Всего, что есть, у бездны на краю,

Сквозь брань, сквозь свист – я все еще пою?!.

 

 

СЛОВА ПРОЩАНИЯ 

 

Сейчас уйду, я разлучаюсь с вами,

С самим собой навек – возврата нет,

И не прельстит меня чужого духа пламя

Или чужих небес лазурный свет.

  

Сейчас уйду. Здесь всех путей скрещенье.

Вот преломляются, входя в мои зрачки,

Пылающие искры возвращенья –

И задыхаюсь я в дыму тоски.

  

Сейчас уйду. Кто топорами Слова

Мне душу рассекли, –слезой звеня,

О возвращении, смотри, завыли снова

И скорби золотом осыпали меня.

 

Они меня дворцами Слова обольстили,

Блаженством Слова обманули, завлекли,

И до бездомного сиротства опустили,

И на утраты мою душу обрекли.

  

Сейчас уйду. Смотри, в небесной сини

Осиротевшая качается луна.

И кто же, кто же даст ей истинное имя, –

Чтобы о солнце не печалилась она?..

 

 

РЫБИЙ КРЕСТ 

 

Брату Симаку 

 

Его все мучают картины Сотворенья,

Встающих Форм, что четкий вид не обрели.

То громоздится, то спадает на мгновенье

Тоска души. Возникшие вдали,

 

Три звука вдруг, прозрачно-белоснежны,

На крыльях, точно ангелы, приносят

Утраченного Детства шепот нежный.

  

... Красивы камешки на дне необычайно,

И вот малыш в речную входит воду –

Он Золотую Рыбку ищет тайно...

 

И руки к глине тянутся. И тронут

Ее вот-вот – и глина содрогнется.

От боли Прошлого беззвучно пальцы стонут...

  

Что Жизнь? – всегда нас искушать способный

Соблазн Разлук со всем, что есть окрест...

 

Вот Рыба

На столе

Как памятник надгробный,

На голове –

миниатюрный

Крест...

 

 

ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ 

 

Дремала черная, как смоль, толпа воронья.

В пустой степи царил удушливый покой.

Один из воронов кричал как бы спросонья

С задумчивой тоской.

 

Я бросил камень. Он лишь бросил  взгляд устало,

Но ничего мне не ответил. И тогда

Меня объял кошмар, мне страшно стало:

– Где я? Как занесло меня сюда?..

  

Какая-то вдали грустила развалюха,

Видать, задумавшись о чем-нибудь своем.

И вечер был – ложился сумрак глухо,

Как перья, сброшенные наземь вороньем.

  

И вспомнил я,

Что рано на рассвете

Сегодня голубя отправил я в полет...

И показалось мне,

Что в мыслях

Твари эти

Поймали голубя в свои вороньи сети

И тело бедное

На части стая рвет...

 

 

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ 

 

И снова молча в осень я вхожу,

Как мальчик, что не помнит сам себя,

Как дерево, что смерть свою качает,

Как ветер, что не слышит голос свой.

  

Вот дом наш. Он, однако, как чужой,

И дом, и тень в тумане растворились...

А что же город? Помню я лишь дым –

Над Жизнью, над Любовью и над Смертью.

 

 

Сырая песня. Звук шагов. Навстречу

Встает моя дорога из тумана.

И надо жить. Жить надо. Вот и все...

  

Там, вдалеке, ждут-не дождутся снова

Меня тоски Голодные Пустыни...

 

Мать, провожая, воду вслед мне льет.

 

 

ПЕСНЯ ЛИСТА 

 

К ветке прикован, с утра дотемна

Даль озираю жадно.

Зачем? – не знаю... Вокруг Тишина,

Безлика и безотрадна.

 

И поневоле склонясь к Тишине,

Вслушиваюсь то и дело:

Я ли шуршу или это ко мне

Ветра ласкается тело?..

 

Вижу, как Тень подо мною растет,

Дерева слышу кряхтенье...

  

И, уходя в безвозвратный полет,

Я просыпаюсь в Паденьи.

 

 

ПЕСНЯ ЛУНЫ 

 

Сверху Солнце зовет меня властно,

Снизу хочет Земля притянуть.

 

И растеряна я ужасно:

 

Где мой Путь?..

 

 

ПЕСНЯ РЫБЫ 

 

Вода морских глубин-моя среда,

А я не говорю с ней никогда.

  

Играет море музыку свою,

А я не слышу и не подпою.

  

Играют волны, пеною облиты,

А я не вижу, хоть глаза открыты.

  

Рыдают волны, низвергаясь в бездну,

А я плыву себе – и не исчезну.

 

 

Мне ничего не надо – в глубине

Морской простор безмолвствует во мне.

 

 

ПЕСНЯ ПЫЛИ 

 

Я Пыль, я вечное начало Тишины.

На Душу я ложусь, на камни те, к которым

Мечты разрушенных домов устремлены.

  

Ложусь на путь Домой, извилистый такой,

На складки рубища ложусь, въедаюсь в поры

Тоски, усталой, но отринувшей покой.

  

Я опускаюсь и на почки молодых

Деревьев – корни их глубоко в Землю врылись,

Но в Небо – ввысь и ввысь – стремятся кроны их.

  

На Голос я ложусь, который смолк давно,

На Двери те, что если и открылись,

Нам загораживают Выход все равно.

 

На Жизнь, на Смерть ложусь бесшумно, безучастно,

На спину Рока, чья поклажа тяжела,

На Руку, что вовек стереть меня не властна...

 

Но видишь – и на эту песнь... Уже легла...

 

 

НЕВОЗВРАТНОСТЬ 

 

Осень грелась на солнце

И дремала устало.

 

 

Во сне дитя – листок

Крикнуло вдруг,

Упало...

Упало...

Упало...

 

На помощь звало.

  

После ветер задул зло

И снег разметал вокруг.

 

 

ОДИНОЧЕСТВО 

 

Вот тяжелая ночь от меня удаляется снова;

День болтлив, точно женщина, – канула прочь тишина,

И жужжит эта женщина так горячо, бестолково;

Ей немало веков, но как прежде жеманна она.

 

То прическу, то платье поправит она незаметно,

Говорит, говорит про свое непростое житье.

Я себя хороню в уголке своей песни заветной,

Она сетует вновь на судьбу, на коварство ее.

 

Безучастно и розно бок о бок шагаем мы с нею,

А потом опускается ночь. Я опять одинок...

И тогда в темноте я тоскую по ней все сильнее

И целую украдкой, целую следы ее ног...

 

 

ГОЛОС 

 

Придвинулся мягкий Сумрак,

И вот его чуткие пальцы

Входят в меня, прикасаясь

К заветным тайнам души,

И с каждым прикосновеньем

Я сумраку уступаю

И слышу проникновенный

Голос святой в тиши.

  

Голос ли это Детства,

Что видится мне сегодня

Рисунками в древней пещере,

Которые прачеловек

Наивно нанес на стены,

И в линиях полустертых

Все чудеса на свете

Дремлют из века в век?..

  

Или, быть может, отзвук

Песни Любви великой,

Той, что прельстила грезой,

Обманчива и сладка,

Той, что потом впиталась

В пыль раскаленных будней,

Лишь иногда Надеждой

Мерцая издалека?..

  

Так нежен и тих этот Голос,

Звучащий проникновенно,

Так ласково-кроток и хрупок,

Что в руки его не бери –

Рассыплется, станет росою

И будет в ночи светиться

И вдруг испарится мгновенно

От поцелуя зари.

  

И в недрах души потрясенной

Плещутся теплые волны

И, словно свет Воскрешенья,

Так омывают меня,

Что я растворяюсь во мраке

Весь – до последней капли...

И делаюсь Новым Небом

Для утра Нового Дня.

 

 

МОЗАИКА 

 

Друг в друге, рядом, под и над,

Большие, малые, густые,

Сверкают, тянутся, горят,

Замысловатые, простые,

Растрескиваясь, как земля,

Пересекаясь и смыкаясь,

Любые чертят вензеля,

Вновь исчезают, разбегаясь...

 

И вместе, всюду, каждый миг

Бездонный отражают Лик.

 

© Альберт Налбандян

© Севак Арамазд