РАЗОМКНУТЫЙ КРУГ

Цикл, 1986-1987г.г.

 

Перевод с армянского 

ГЕОРГИЯ КУБАТЬЯНА

 

 

I

 

Ничего я о Мире не знаю

И себя, и себя не пойму;

Только вижу – большая, сквозная

Боль меня увлекает во тьму.

 

Кто ни жил, все ушли без возврата,

Ну а боль их осталась пока,

И её скоро в бездну куда-то

Безымянная сбросит Рука.

 

И в Ничто ворочусь я, безгласен,

Став пылинкой космических сил.

 

– Этот Мир мне давно уже ясен;

Это он меня не раскусил.

 

 

II

 

Мне на душу пресветлая Тишь снизошла;

Луч внезапно коснулся лица моего.

 

Там, за Вечностью, некий откроется Край;

Я застыл, онемев, у порога его.

 

Было ясно, что чудо случится вот-вот;

Свет обдаст всех и каждого после всего.

 

Оглянулся и ужас почувствовал; Смерть

Строгих глаз не сводила с лица моего.

 

 

III

 

Смерть мне приятель; мы с давних пор

Игру играли, спорили спор.

 

Она всегда меня побеждала;

Я не сдавался: начнём сначала.

 

Она смеялась молча в ответ,

Как будто знала некий секрет.

 

Мы вновь играли; ах, эта скверна –

Как я завидовал ей безмерно…

 

А время шло и шло стороной;

Жизнь много игр сыграла со мной.

 

Была любовь, мечтанье и мука,

Беда, и счастье, и ложь, и скука.

 

Мы снова встретились, и под дождём

Я вновь почувствовал, что побеждён.

 

Но нынче сам я тайной владею;

Я верх возьму над ней смертью своею.

 

 

IV

 

В день, когда я родился, объял меня Свет,

И я криком зашёлся от ужаса.

 

Некто дал мне Исток и Конец как завет,

И мгновенно замолк я от ужаса.

 

Мне явилась Любовь для восторга и бед;

О, как  возликовал я от ужаса.

 

Жизнь распнёт на кресте меня: был я – и нет;

Смерть избавит ли душу от ужаса?

 

 

V

 

Так чисто на душе, как при рожденье;

Ни голоса, ни шёпота, ни тени.

 

Я жил в грехе, грехами окружённый;

Душа была как Свет, но искажённый.

 

Как это вышло, я понять не мог,

Но мне приснилось: я отныне Бог.

 

Какая высь, хоть мерьте, хоть не мерьте;

Вокруг меня мелькают жизни, смерти.

 

Я Свет делю и неба бирюзу,

И мрачный Мир дрожмя дрожит внизу.

 

И Свет не искажён, он ярче, гуще –

Утраченный Эдем, невинность, кущи.

 

И я боюсь проснуться, раз я спал,

Поскольку падший Бог навеки пал.

 

 

VI

 

Совестно к Небу глаза мне поднять;

Грех на душе, и его не унять.

 

Дом я покинул, скитался без цели;

А для чего, сам не понял доселе.

 

Как-то очнулся невесть где в грязи;

К дому ведущей не видно стези.

 

Только и видно врага да иуду;

И что ни шаг, боль и муки повсюду.

 

Чудилось, кто-то шагает мне вслед;

Оборотился – да вроде бы нет.

 

Чудилось, в нём, неизвестном, причины

Лжи и скитаний, скорбей и кручины.

 

Где-то во мраке ступил невзначай

В сторону вдруг – и убил, и прощай!

 

Это дитя между грязи и бедствий

Было невинно, каким я был в детстве.

 

Это его я искал день и ночь;

Шёл он за мной и хотел мне помочь.

 

Вёл меня к дому, стези не теряя;

Я же на ощупь  – от края до края…

 

В память о нём, изнывая, тужа,

Смертной истомой казнится душа.

 

В Бездне один я, не зная подъёма;

Мёртвым, боюсь, доберусь я до дома.

 

 

VII

 

Неведомый Некто твердит мне весь век

Невнятности: бедствие… мир… человек…

 

Вопросами сыплет (как он меня донял!)

И датами. И повторяет: ну, понял?

 

Словес этих я не умею понять,

И в душу мне горечь сочится опять.

 

И тембр его голоса смутного звёздный

Всегда и повсюду мне слышится, грозный.

 

Гоняет меня то вперёд, то назад

Из ада в геенну и сызнова в ад.

 

И я на лице, сколько ни трепыхаюсь,

Дыханье студёное чувствую – Хаос…

 

 

VIII

 

С усмешкой грустной – рад или не рад? –

Является ко мне умерший брат.

 

Он виден в зеркале необъяснимо

И затуманен тенью Анонима.

 

Я говорю в тень инобытия:

Ты б только знал, как стосковался я.

 

Всё в точности как при тебе осталось;

Ну разве что я изменился малость.

 

Не жажду славы, не хочу венца;

Я весь – как ожиданье без конца.

 

Душа и шагу не шагнёт без боли

И рвётся за тобою из юдоли…

 

С усмешкой грустной – рад или не рад? –

Уходит молча мой умерший брат.

 

Вдруг чей-то хохот разрывает ухо,

Из зеркала звуча как оплеуха.

 

В поту холодном отхожу от сна;

Жизнь, мнится, всё ещё не создана.

 

 

IX

 

Я вижу спину вновь, его могучий тыл;

Пусть и без имени, он всё же есть и был.

 

Зовёт меня к себе (заслышав это, вздрогнешь);

Тих голос у него, но словно бьёт наотмашь.

 

– Свет, – говорит он, – не принадлежит тебе;

Зачем же ты ему… вещаешь, как толпе?

 

Что радость, что беда, всегда ты слепо рубишь;

Спасаешь левою, зато десницей губишь.

 

И Смерть опорою назначил для своей

Униженной, убогой совести, злодей.

 

Невесть откуда залетел, упал, спустился;

Вот чем ты ныне стал, во что ты превратился…

 

С тяжёлым сердцем, в страхе сжавшийся в комок,

Я знай твержу: "Да что я мог, ах, что я мог…"

 

– Ты сам вкушаешь Свет… – (Нет, не унять мне дрожи.)-

И тёмная твоя душа… И песня тоже…

 

Я с ужасом смотрю, кто говорит со мной;

Лица не вижу, он стоит ко мне спиной.

 

 

X

 

Жду – вот-вот, не знаю откуда,

Непременно явится Чудо.

 

Жизнь убогую перевернёт,

Тайну высветит меж тенёт.

 

Ну а давший мне свет мечтанья

Воплотит свои обещанья

 

Осиянный, сияньем одет,

Будет Свет повсеместно, Свет…

 

И, предвечную мудрость славя,

Бытие я постигну въяве…

 

Но за днём улетает день,

А со мною моя лишь тень.

 

Созерцаю её в смятенье;

Я, должно быть, обманут тенью.

 

И, тоскуя, верю давно

В то, что, кажется, не рождено.

 

 

XI

 

На любовь не уповаю ныне;

От неё душе моей унынье.

 

То я чувствую, что я Господь и царь,

То, увы, бессмысленная тварь.

 

Смерти я в лицо смеюсь, и что же?

Всё равно лежать на смертном ложе.

 

Я хочу разрушить Мир вконец

И построить Новый, как дворец.

 

Я воздвигну мир получше Бога

И прощу ему, что было плохо.

 

Мрак словес от Света отделю;

Жизнь с обратного конца явлю.

 

 

XII

 

Чудится, Некто в засаде, как тать;

Хочется, видно, меня испытать.

 

В бездны швыряет и мукой стращает;

Совесть жива, мол? обиды прощает?

 

Славой прельщает – страшный искус;

Дескать, осилю? выдержу груз?

 

Недостижимое передо мною;

Если достигну, какою ценою?

 

Дальше – капканы на похоть и страсть;

Хватит ли воли? смогу ли не пасть?

 

Траур победы, восторг пораженья;

Не подменю ли, мол, положенья?

 

Алчную плоть, неземную мечту –

Что из них выберу, что предпочту?

 

Зуд бездорожья, скитаний истома;

Не уберусь ли, дескать, из дома?

 

Двери, закрытые глухо, и тьма;

А не сойду ли, дескать, с ума?

 

Мир, убивающий правду и душу;

Дескать, разрушу? дескать, не струшу?

 

Губит меня он суровой судьбой;

Мол, совладаю ли жёстко с собой?

 

Гонит живого прямо в могилу;

Дескать, воскреснуть мне не под силу?..

 

– Кто ты? Довольно стараться и сметь;

Не ошибается разве что Смерть…

 

 

XIII

 

Материя вступила в бой с собой,

Вихрь – с Пламенем, ну а Земля – с Водой.

 

Сам по себе, ни с теми, ни с иными,

Стою в недоуменье между ними.

 

Тогда все на меня к плечу плечом

Пошли; я отступил – я ни при чём.

 

Но Созиданьем, что как песнь звучало,

Я укротил Материю сначала.

 

Затем и Время бросило сквозь шум:

"Зачем нестись в безвестность наобум?"

 

Был Голод на земле свиреп, как фатум;

Я стал себе врагом и супостатом.

 

Гармонию, обрушившись как вал,

Ужасный Хаос в клочья разорвал.

 

Куда Душе бежать от этих смут?

Одно лишь Тело для неё приют…

 

"Я есть!" Мой путь столь ясен был вначале.

Но как же всё двусмысленно в финале.

 

 

XIV

 

Нет ни поражений, ни побед;

За страданье возмещенья нет.

 

В бездне тайновиденья и веры

Я вдруг очутился средь пещеры.

 

Думал, что в пещере никого:

Вижу, здесь большое Существо.

 

Неподвижное, жуёт уныло

Жизнь и Смерть и то, что есть и было.

 

Что громадно в мыслях и душе,

Здесь, в его тени, ничто уже.

 

Нет окрест ни Света и ни Мрака;

Тут какой-то Третий Мир, однако,

 

где глядит Грядущее на нас,

Точно гений в свой безумный час.

 

 

XV

 

В миг любви в сладчайшей тишине

Прошлое является ко мне.

 

Ощущаю лица, лица, лица –

Возникают, чтобы удалиться.

 

Всю их жизнь до края бытия

В этот миг переживаю я.

 

Всякий день мой – чьей-то жизни блики,

Потому я сам такой безликий.

 

 

XVI

 

Мою душу пустынную, напряжена,

Обнимает непознанная Тишина.

 

Я тоскую о Вечности вновь, одинокий:

"Преходяща она, точно как эти строки".

 

Гляну в Небо, с улыбкой подумав о нём:

"Бесконечность, набитая звёздным враньём".

 

Усмехнусь и над Солнцем с лучистой короной:

"Чем-то схоже оно с опалённою кроной".

 

Равнодушно послушаю рокот Морской:

"Обманулось в Луне, и исходит тоской".

 

Погляжу и на Землю с небрежной усмешкой:

"Прах Мечтаний, во тьме прогоревших кромешной".

 

Смерть презрительно смерю глазами: "Не ной!

Гложешь кости в могилах одну за одной".

 

Жизнь опять пожалею, подумаю снова:

"Только быть!  Не дано ей исхода иного".

 

 

XVII

 

На этой Земле и под этой Землёй;

Сними это "и" – и границы долой.

 

Кренится Земля, из-под ног убегая,

Как будто грозит ей опасность какая.

 

Я тоже бегу от Судьбы, но меня

В пути стережёт не одна западня.

 

Хватаюсь за Жизнь и за Смерть – неудача;

И снова бегу, сам себя озадача.

 

Всё то же вокруг, никакой новизны,

Лишь Тенью моей формы изменены.

 

Луч слабой надежды безмерное мерит;

В старинную грёзу душа ещё верит.

 

Есть будто бы Мир на далёкой звезде;

Там вечное детство всегда и везде.

 

Округла Земля, мудрено обмануться;

Но этому кругу вовек не замкнуться.

 

 

XVIII

 

В стремительной жизни, где миг – это веха,

Я, гаснущий звук, не угасну без эха.

 

Рука Анонима стирает мечту

Горячего юноши – самую ту.

 

Отчаявшийся на улицу выйдет,

Повсюду себя с изумлением видит.

 

Униженный молча уходит, а тот,

Его оскорбивший, расплаты не ждёт.

 

И жертве насилия, слабой юнице,

В кошмарных виденьях судилище снится.

 

Безумный, сознаньем на миг просветлев,

Пугается: жизнь – омерзительный блеф.

 

Мертвец пробуждается ночью в могиле

И прячется в ужасе в глине и гнили.

 

И стыд Бытия, потайной этот стыд,

В душе, как открытая рана, горит.

 

– Когда Справедливость стояла бы прямо,

Я спас бы её от паденья и срама.

 

 

XIX

 

Когда б я правил миром и страной,

Открыл бы все границы до одной.

 

Смерть мигом бы себя же уморила,

Жила бы Жизнь вовек непокоримо.

 

И злилась Злоба на себя; Любовь

Собой бы любовалась вновь и вновь.

 

Себя бы Мука мучила; Мечта же

Мечтала бы мечтательней и краше.

 

Прекрасным стало б всё, как божество,

Или не стало б вовсе ничего.

 

Ни Злобы с Ненавистью, ни Мечты,

Ни Безобразья и ни Красоты.

 

И я бы понял глубоко и живо,

Что истинно на свете, что фальшиво.

 

И этот Хаос – безотраден, вял, –

Сдалось бы, совершенный идеал.

 

И умер бы тогда я, кем ни стань я,

От гнева и презренья Мирозданья.

 

 

XX

 

Кто влил в меня эту гремучую смесь:

Отвагу и робость, бесчестье и честь?

 

В душе моей рушится всё поминутно,

Снаружи прозрачная, как она смутна!

 

Украв свою жизнь, я не думал о том ;

Я в мире реалий – как свой же фантом.

 

Я в зеркале вижу, как я заморочен;

Черты безупречны, а образ порочен.

 

Мечта и страданье и всё, что не миф,

Омыли мне душу, меня не омыв.

 

Я вовсе не здесь и живу без отметин –

Безлик, безымянен, и свят, и бессмертен.

 

 

XXI

 

Зачем Господь – все эти "нет" и "да" –

В греховный мир швырнул меня тогда?

 

Здесь малое пятно растёт и вскоре,

Чернея густо, возвещает горе.

 

Здесь колесо Судьбы с крутой горы,

Вдруг оторвавшись, мчит в тартарары.

 

Здесь неподвижно всё в большом и малом

И кажется дыханье криминалом.

 

Встаёт украдкой, тайно на века

Здесь Нечто, безымянное пока.

 

Внезапно тьмою небо затекает;

Здесь, атом к атому, свет Жизни возникает.

 

И не в борьбе жестокой и крови,

А по-иному, нежно и в любви.

 

И кажется, что нет меня покуда,

Я не рождён ещё, я только буду.

 

Мне надо прах Мечты стряхнуть в пути,

И светом Жизни сквозь миры пройти…

 

 

© Георгий Кубатьян

© Севак Арамазд