СТОН

Цикл, 1996 г.

 

Перевод с армянского

ГЕОРГИЯ КУБАТЬЯНА

 

 

СЛЕЗА

 

Все препоны и межи сметая,

Как потоп или девятый вал,

Я с Небес, где чистота святая,

Низвергался в Бездну и Провал.

 

Чудищем простёршись, исподлобья

Мир взирал оттуда, вурдалак,

И людская Жизнь в его утробе

Жадно переваривалась в шлак.

 

Молниями песенного дара

Я разил его, разил, разил;

От любого моего удара

У него лишь прибывало сил.

 

Стыд в душе, и запертые двери

Там и тут, и Дух мой изнурён...

Две горы меня в глухой пещере –

Не уйти! – замкнули с двух сторон.

 

И столетья проходили сонмом,

Ликовали Темь и Бирюза,

И на веке Господа бессонном

Беззащитно замерла слеза.

 

 

ЖАЛКОЕ НАДГРОБЬЕ

 

Туман. И этот Мир, и те

Миры фантазией рисуя,

Скитались Духи в темноте –

Духовный Клад искали всуе.

 

И, у Закрытых Врат не впрок

Толпясь, роптали, не стихали,

Кляня неизъяснимый Рок,

Обременивший их грехами.

 

Я им сказал: «Бог вас храни!» –

Возникнув с Песней справедливой;

С недоумением они

В ответ кивнули молчаливо.

 

На сердце снова Тишина

Упала тяжко, как комета;

Толпа, перенапряжена,

Ждала, чем разрешится Это.

 

И Песня к Небу от Земли

Возреяла, души подобье;

Они пошли назад, вдали

Оставив жалкое Надгробье.

 

 

МОЯ ПЕСНЯ

 

Мне свыше предназначена судьба –

Святую Песню жизни должен спеть я;

Мир тайной уловил меня, как сетью,

И втиснул в плоть смиренную раба.

 

Душа в оковах, Мысль из-под оков

Велит бежать мне без конца и срока,

Где среди бурь, неведомо каков,

Край заповедный и далёкий Рока.

 

Я шёл, точь-в-точь по лезвию ножа,

По краю Бездны – долго, в одиночку –

И каждое мгновенье ждал, дрожа,

Что жизнь покинет рабью оболочку.

 

Но Песнь моя – клокочущий родник –

Вдруг зажурчала звонко днём и ночью;

Мир бил меня, чудовищно велик,

И плоть мою терзал, кромсая в клочья.

 

В уединенье, словно на огне,

Душа страдала, предаваясь бедам,

А Песнь оплакивала Мир, зане

Того, что он творит, он сам не ведал.

 

 

ВЛАДЫКА ЗЕМЛИ

 

От престола Божья Ангел дикий

И строптивый, словно тень огня,

В Бездну сброшен был и, подчиня

Землю, стал навек её владыкой.

 

Завладев морями, небом, сушей,

Подавив сопротивленье вдрызг,

Башню он воздвиг как обелиск

Своей Славы, нерушимо сущей.

 

Мысль, и Веру, и Мечту с Любовью

Разделил, смешал, овеял Злом;

Всё собравши под своим жезлом,

Правил миром, как самим собою.

 

Создал свой Эдем, назначил Богом

Сам себя, не зная неудач,

И услышал Песню вдруг – мой Плач

О его падении глубоком.

 

Как мечом, меня изранил местью,

Чтоб очистить землю от Стыда;

Что создал - разрушил навсегда

И терзает попранную Песню.

 

 

СЛАВА

 

В космосе, простёршемся Ареной,

Лишь Добро, и Зло, и Высота;

Там, на схватке Духа с Плотью бренной,

Слава исполняла роль шута.

 

Притворялась Верой, и Любовью,

И Судьбой, написанной на лбу,

Ублажала кесаря толпою,

Ублажала кесарем толпу.

 

Смешивала времена друг с другом,

А сама вне времени была,

То вверяясь, как Мечта, порукам,

То разя, как Боль, из-за угла.

 

Подкупала Песню, шум и почесть

Ей суля: мол, только будь моей;

А ко мне приблизилась – и тотчас

Всё замолкло, мёртвого мертвей.

 

Дух мой в руки взяв, как некий остов,

Возвратила мне – какой скандал –

И ушла понурая с Подмостков;

 

 

РОЖДЕНИЕ ВЕРЫ

 

В лабиринте моих перепутанных дней,

Над останками давних надежд и мечтаний,

Цепенея в тоске одиноких метаний,

Я судьбу свою клял – клял и плакал о ней.

 

Грех таился в засаде, на каждом шагу

Пазверзались Провалы, коварно и молча,

Мир был омутом боли и скопищем жёлчи,

Из Безвестности выжатой; нет, я не лгу.

 

И в пустыне безжизненной Духа – храни

Меня Бог! – я лишь был и живущим и сущим,

Словно смертник, овеянный въяве Грядущим

И презревший Вчерашний и Нынешний дни.

 

Стала Жаждой душа моя; из забытья,

Из горячки видений, внушающей горесть,

Я расслышал меня призывающий Голос,

И, как горлица, Песня взлетела моя.

 

Я увидел Его – одинокий как перст,

Шёл покойно по берегу Смерти, а следом,

За спиной, бил источник, лучащийся Светом;

И на плечи мне молча взвалил он свой Крест.

 

 

ИИСУС ХРИСТОС

 

На зов безвестный за витком виток

По бездыханной стылой тьме забвенья

Людской поток, смурной и мутный, тёк

К верховному мгновенью – к Откровенью.

 

Десница Божья направляла всех –

Незрима, всемогуща и нетленна;

В провал погибельный срывался Грех,

И люди упадали на колена.

 

Бог стал обрядом, суетой сует.

Увидели Тебя, да не узнали;

Ты их с колен хотел поднять, но нет,

Тебя распяли: Ты не наш, не с нами.

 

Я был одним из них, чужим умом

Не постигал я Бога за обрядом;

Но вдруг узрел Тебя в себе самом,

Узнал, и с той поры Ты стал мне братом.

 

И Песнь моя сумела расколоть

Боль и Мечту, покрывшуюся ржою;

Единственно, чем был Ты грешен – плоть,

Единственно, чем грешен я – душою.

 

 

ЛОВЕЦ

 

Как только в душе, непроглядно тяжка,

Рассеялась тьма перед явью земною,

Я сразу заметил, как исподтишка,

Сверкая глазами, следили за мною.

 

В лицо ли смотря, забираясь ли в тыл,

Мне жизнь и любовь отравил соглядатай;

Он славу сулил мне и власть, чтобы чтил

Его я, как идолов чтили когда-то. 

 

Я сбросил оковы, во прах сокруша,

И прах их отряс, неотвязный дотоле;

От пут и тенёт избавляясь, Душа

Рвалась на простор и стремилась на волю.

 

А ночью, бессонницу глухо кляня,

В себе, словно в зеркале, вдруг обнаружил –

За мною следит он, уставясь в меня,

Сверкая глазами- смертельным оружьем.

 

Моей же рукою он душу мою

Облапал и, скверной заляпав, истрогал;

Я Песню свою на коленях молю

Мне грех отпустить и винюсь перед Богом.

 

 

СВОБОДА

 

Из Небытия появилась Земля,

И был Человек этим именем назван;

Дана была Плоть мне, был развит с нуля

Нестойкий мой Дух, боевитый и праздный.

 

И страсти мятежные Дух породил,

И жизнь преисполнил извечной борьбою;

Пространством я сам себя огородил

И бесповоротностью гордой, слепою.

 

Но кто я и что я? И в Смерти немой

Почто моя Жизнь исчезает, как в бездне?

Бездумная грёза помазана Тьмой,

А думе безгрёзной Свет вовсе безвестен...

 

Законы коварные роем, как гнус,

Меня облепили, пугая как жупел,

И сколько ни тщусь я, ни бьюсь и ни гнусь,

Я сам для себя остаюсь недоступен.

 

И Песня моя, как отчаянный крик,

Умолкла жестокому миру в угоду...

Я выбрал Неволю, поскольку постиг,

Что ныне она воплощает Свободу.

 

 

ЖИЗНЬ

 

Совершенный и несуществующий Свет,

Словно сон самоцветный, в Безвестности лился;

Целокупный, вневременный, чуждый сует –

Мудрость Божья сама, – он лучился и длился.

 

Внепространственный, девственно-целостный Мрак

Мчался к Бездне бесформенной миги, столетья;

Так случились их встреча, соитие, брак,

Жизнь явившие – несовершенное Третье.

 

То бесплотна, то вещна, то зла, то добра,

Жизнь кипела, стихий средоточье истошных;

Искры Божьей сподобясь, однажды с утра

Вдруг забила, как разума чистый источник.

 

Небо Духа она прояснила, Хаос

Обуздала с его деспотичным режимом;

Поцелуй протянулся лишь миг, и вразброс

Свет и Мрак улетучились в Недостижимом.

 

И, за ними уйдя, как моё естество,

Обрекла она Землю печальным итогам;

Смертью круг свой дополнив, замкнула его –

Совершенная Песня, внушённая Богом.

 

 

ПРЕДАТЕЛЬ

 

Он человек был, как и все в миру,

Прервавший Светом жадный Мрак телесный;

Отвергнув Зло, тянулся он к Добру,

И Богом взят, а не геенской бездной.

 

Соблазн, его увлёкший горячо,

Верх одержал над ним и был изведан;

Предательство свершилось, но ещё

Был не вполне предатель тот, кто предал.

 

И повелел Ловец людей, силён,

Чтоб нёс он эту тяжкую поклажу,

И, как и Тот, Кто был им предан, он

Испил судьбы завещанную чашу.

 

Прощеньем и Проклятием объят,

Он  пребывал под ними, как под сенью;

Тем поцелуем был оплачен ад,

Прощенье ж отворило дверь спасенья.

 

Он сдался и повесился, храня

Распятого в душе. Вот всё, что сталось...

Восстала Жизнь моя против меня,

И только Песня мне верна осталась.

 

 

СПАСИТЕЛЬ

 

Мир, он ясно видел, поразили

Клевета и низость, ложь и мразь;

Под жестоким каблуком насилья –

Справедливость, втоптанная в грязь.

 

Видел он себя, верхом на белом

Скакуне крушащим силы Зла.

Мир освобождён. Он – царь над целым

Светом, праведны его дела.

 

Дал обет борьбы. Такая доля –

Жертвенность, и будет Мир спасён.

Право – меч, и меч – Закон. А воля –

Вера, бескорыстная во всём.

 

Первый раз нанёс удар азартный –

Кровь блеснула тёплым родником;

Ужас испытал в душе внезапный;

Волны славы высились кругом.

 

Горькой Песней излилась наружу

Скорбь Земли по участи его.

Мир таков, каков и был. А Душу

Погубил он. Только и всего.

 

 

БОГ

 

Потусторонних не ведая козней,

Взял я лицо Человека, бедняк.

Море материи дыбилось – грозный

Символ Паденья, таинственный знак.

 

И, уцепясь за скользившую Каплю,

Жизнь трепетала от страха и лишь

Имя Господне со страстью ласкала:

Боже мой, ты ко мне благоволишь...

 

Снова терзал меня мукой душевной

Давний вопрос, не разгаданный мной:

Как это вдруг породил Совершенный

Мир этот лживый, растленный, больной?

 

Грех и до Жизни был, он безусловно

Будет и после, всесилен и нем.

Как быть с душой мне –безгрешна? греховна?

Пал я зачем? и поднялся зачем?

 

Полог над Жизнью повешен нетленный –

Непроницаем, угрюм и тяжёл.

Бога искал я везде во Вселенной,

Но не нашёл. Ибо в Песне нашёл.

 

 

© Георгий Кубатьян

© Севак Арамазд