АРМЕН, роман, 2005

Часть четвертая, глава первая

1

Погода ночью незаметно изменилась, Армен проснулся от тупой, ноющей боли в спине. Со стороны степи дул холодный ветер, и в тусклом утреннем свете домик был хмурой тенью, которую с каждой минутой всё глубже заносило пылью и песком. Армен со стоном перевернулся на другой бок и снова закрыл глаза, однако тут же тревожно вскочил. Сегодня он должен получить обещанный Скорпом аванс, и от мысли, что и эта договорённость может быть нарушена, ему стало не по себе. Он торопливо привёс себя в порядок и выбежал из дому.

Небо заволокло, хмурые, вспененные тучи яростно спорили между собой: надвигались, сталкивались, расходились и снова сходились, но не могли достичь согласия. В предрассветных сумерках одинокая старушка в клубах пыли гнала хворостиной трёх своих козлят в степь; линия горизонта лежала так низко, что, казалось, старушка вместе с козлятами удаляются прямо в небо, чтобы смешаться с предвещавшими бурю тучами. По улицам, имевшим грустный и покинутый вид, ветер перебегал от дома к дому, словно нёс скорбную весть о чьей-то безвестной гибели, однако храпевшие в зловонном полумраке люди ничего не понимали и только беспокойно ворочались в своих постелях в тяжёлом сне без сновидений…

На Большом перекрёстке было неожиданно оживлённо, дороги с четырёх сторон были перекрыты, и огромное количество одетых в одинаковую форму людей, разделившись на две части, с муравьиной деловитостью приводили в порядок отрезки путей, соединяющих Нижний и Верхний Китак: подметали, поливали, украшали. Это наводило на мысль, что за ночь произошла какая-то экстраординарная перемена, и в воздухе витал незнакомый запах чего-то грандиозного. Высокого роста человек в безупречно белой сорочке с роскошным красным галстуком, стоя у столба с плакатным щитом о новом законе, бдительно наблюдал за общим ходом работ. Одной рукой придерживая галстук, чтобы его невзначай не сорвало ветром, он направо и налево отдавал гневные приказы.

Пожилой дорожный рабочий у шлагбаума суетливо собирал с тротуара мусор и пытался втиснуть его в большой мешок, но неутихающий ветер снова и снова швырял этот мусор наземь и приходилось всё начинать сначала. Казалось, мешок никогда не наполнится. “Сколько мучений ради мешка мусора”, – невольно подумал Армен.

– Что-то случилось? – спросил он, положив руку на холодный металл шлагбаума.

– Не знаю, – пожав плечами, усмехнулся пожилой рабочий, – говорят, у Китака новый руководитель… – Завывания ветра заглушали его голос.

Армен обошёл Большой перекрёсток и извилистыми путями направился в Верхний Китак. Его тревога росла с каждым шагом. Дойдя, наконец, до цели, он был так измотан, что уже не понимал, куда и зачем пришёл.

2

В бледном утреннем свете резиденция Скорпа была погружена в безмолвие. Она производила то же впечатление, что и строго-хмурое выражение лица самого Скорпа, с которым он принял Армена три дня назад. Ворота были приоткрыты, и это внушало надежду. Внутри ветер не так свирепствовал, но во дворе было подозрительно безлюдно. На стук Армена никто не отозвался. Он заглянул в окно, но ничего невозможно было разглядеть. Тогда он робко толкнул дверь приёмной, и та неожиданно открылась. Внутри никого не было: письменный стол и стул Стеллы сиротски стояли в полумраке угла, о чём-то невесело размышляя; висящие в рамках на стене картины прошлого, настоящего и будущего Китака были в равной мере неопределённо-нечётки, а табличка с именем Скорпа выглядела так невыразительно, что казалось пустой. Было в этом что-то ирреальное, точно всё вокруг лишилось своего смысла и исчезло, оставив вместо себя лишь силуэт. Армен собирался уходить, когда у двери кладовки вдруг заметил знакомую фигуру старенькой уборщицы. Она сидела прямо на полу, прислонившись к стене и положив голову на колени.

– Мамаша, – удивился Армен, – доброе утро!

Старушка не ответила.

– Что, ещё никто не приходил?

Старушка чуть повернула голову, но по-прежнему не произнесла ни слова.

– Что-нибудь случилось? – Армен присел перед старушкой на корточки. – ты себя плохо чувствуешь? – Он непроизвольно протянул к ней руку.

– Отстань, – старушка отстранилась и сердито выпалила: – Все вы вспоминаете меня только тогда, когда вам что-то нужно… – Голос у неё задрожал, и она подняла на Армена взгляд, полный горькой обиды.

– Скажи мне, что произошло? – спросил он, теряясь в догадках.

– А что ещё должно произойти? – съязвила старушка. – Забыл, как я тебя на работу устроила? Больная, старая, не поленилась, побежала за тобой, нашла, позвала, ты смог получить работу – и никакой благодарности.

– Я пообещал тебе помочь, – сказал Армен виновато. – Но, понимаешь, до сегодняшнего дня ещё ничего…

– Не нужны мне твои пустые обещания, – сухо отрезала старушка.

– Сейчас придёт Скорп, и я…

– Никто уже не придёт.

– Как это так?

– Сегодня большие похороны. Все ушли туда. Откуда мне знать, придут они сюда после похорон или нет? – Старушка пожала плечами.

– Тогда завтра.

– Завтра!.. – насмешливо протянула старушка. – Это твоё “завтра” тысячу лет назад посеяли, а ничего не выросло. Может, я сегодня помру! Зачем мне тогда твоя помощь!..

– Вот всё, что у меня есть, – Армен выгреб из кармана  свою мелочь, – возьми…

– Спрячь свои деньги, купишь на них стакан вина и выпьешь за упокой моей души… – Старушка презрительно оттолкнула руку Армена и расплакалась.

Некоторое время Армен не сводил с неё взгляда, потом высыпал мелочь ей в по-дол и вышел. Уже сворачивая к воротам, услышал её жалобные вопли: она проклинала своего умершего сына за том, что он оставил её, одинокую и беспомощную, а сам ушёл и спокойненько улёгся в землю…

Армен присел на краешек тротуара и прислонился к стволу дерева, раскидистая крона которого защитила его от ветра. Рассеянным взглядом смотрел он на уличное движение, слышал голоса, но не воспринимал ничего: весь превратился в напряжённое ожидание. Ему ежеминутно казалось, что вот-вот появится Скорп и всё станет на свои места. Но если даже он не встретится с ним сегодня, может быть, это случится завтра?.. Эта мысль вызвала в нём тревогу: более чем сомнительно, что он придёт сюда снова, во всяком случае он не мог себе представить такое. Нет, всё должно решиться сегодня…

Голова отяжелела, думать о чём бы то ни было не получалось. Армен сомкнул веки и незаметно задремал. Во сне ему было тепло и покойно, как в собственном доме. Спустя какое-то время в уши ему врезался грохот и визг тормозов, отчего он мгновенно вскочил на ноги. У ворот стояла блестящая чёрная машина Скорпа, из которой вышел долговязый водитель, чем-то похожий на охотничью собаку, и не мешкая вошёл в ворота. Армен приблизился к машине, но в ней никого не было. Он обратил внимание на свою сильно укоротившуюся тень и понял, что близится полдень. Ветер утих, стало душно, небо до последнего клочка было затянуто толстым неподвижным слоем пепельных облаков. В воротах Армен чуть не столкнулся с водителем Скорпа, возвращавшимся к машине с большим траурным венком.

– Скорп скоро будет? – спросил Армен, попятившись.

Водитель пропустил вопрос мимо ушей и сноровистыми движениями стал прикреплять к капоту венок, широкие чёрные ленты которого почти сливались с цветом машины.

– Когда он придёт? – нетерпеливо переспросил Армен. – У меня к нему очень важное дело. Он сам меня сегодня вызвал…

Водитель обернулся и придирчиво оглядел, чуть ли не обнюхал Армена.

– Зайди ближе к вечеру, – садясь за руль, холодно сказал он. – Часам к шести… – Он шумно захлопнул дверь, и машина сорвалась с места.

Армен пошёл к дереву за своим рюкзаком, но, сделав несколько шагов, остановился: не этот ли человек сбил в пьяном виде ребёнка?..

Рюкзака под деревом не было. Армен вспомнил, что оставил его в домике. Нет, он покинет Китак…

3

На Большом перекрёстке иголке негде было упасть: все тротуары, балконы домов были заполнены пёстрыми людскими толпами, даже на деревьях сидели дети и подростки. Собравшиеся не сводили нетерпеливых взглядов с синего щита о новом законе, витавшего над головами с властной отстранённостью. Бросалось в глаза обилие блюстителей порядка: группами и поодиночке они сновали в толпе. Окликали друг друга, о чём-то совещались, делали людям замечания, расходились в разные стороны, исчезали в колышущейся массе, потом снова оказывались вместе и внимательно поглядывали по сторонам. Вклинившись в толпу, Армен вытянул шею, но ничего не смог разглядеть: вдоль кромки тротуара выстроилась шеренга рослых полицейских, их широкие спины образовали непреодолимую стену.

– Что тут происходит? – поинтересовался Армен у стоявшего рядом пожилого мужчины, который без конца вертел головой, кого-то выискивая. Среди общего гвалта и толкотни тот его не услышал. Армен собирался повторить вопрос, но пожилой, заметив какую-то женщину, обрадованно помахал ей рукой и стал протискиваться в направлении дороги. Воспользовавшись случаем, Армен последовал за ним и вскоре оказался у фонарного столба, откуда хорошо просматривался весь перекрёсток.

Народу собралось гораздо больше, чем поначалу показалось Армену. Вдоль улиц, через каждые пять шагов, с обеих сторон были установлены небольшие красивые тумбы, соединявшиеся бархатными лентами; прикреплённые к ним пышные бордовые розы склонили головки, точно замерев в ожидании. Посредине тянулась только что вымощенная брусчаткой улица, вымытая так тщательно, что на ней не было ни соринки. Напротив, там, где начинался Нижний Китак, жалкие, громоздившиеся чуть ли не друг на друге лачуги были прикрыты высоким привлекательным ограждением, а ветхий и обшарпанный газетный киоск исчез вовсе. Большой круг, в центре которого возвышался синий щит о новом законе, был превращён в роскошный цветник, лас-кающий глаз весёлым разноцветьем. Всего за одну ночь перекрёсток стал просто неузнаваем…

– Сегодня что, какой-то праздник? – Обернувшись, Армен обратился с этим вопросом к стоявшей позади него длинноносой даме в очках, однако голос его был заглушён волной общего вздоха, прокатившейся над человеческой массой и тут же замершей. Стало тихо, и в этой тишине со стороны леса донеслась душераздирающая музыка. Армен моментально узнал мелодию – то была любимая песня Сары “Нет у меня дома в этом мире”, под звуки которой из-за деревьев, оттуда, где высился разноцветный указатель “Верхняя Поляна”, выплыла и направилась к перекрёстку длинная траурная процессия. Двое подростков, с застывшими лицами, оба в чёрном с головы до ног, торжественно вышагивали впереди, неся украшенный цветами большой портрет, блестевший в вялых послеполуденных лучах солнца так, что казалось, будто это пустая рама. Переменив позу, Армен напряг зрение, однако разглядел лишь нечёткий овал лица, скорее напоминавшего призрак. Немного погодя один из подростков чуть ускорил шаг, портрет оказался в тени и Армен окаменел: это был Миша, больной сын Сары – с ангельскими нежно-воздушными чертами лица и сосредоточенным взглядом. Сердце Армена сжалось, он почувствовал себя виновным в смерти ребёнка…

В толпе тут и там раздались глухие рыдания женщин. Армен невольно оглянулся: нищенски одетая старуха плакала особенно горько. Она, по-видимому, была бездомной бродяжкой, вполне возможно, что из тех, кого Армен видел на мусорной свалке Китака. Старуха плакала, то и дело по-детски вытирая слёзы грязными кулачками.

– Уйди отсюда! – откуда-то сбоку послышался хриплый бас, и огромная волосатая лапа сжала плечо старухи. – Я уже сказал тебе, ведьма: здесь таким как ты не место.

Голос и лапа принадлежали исполину-полицейскому, который, не церемонясь, выволок старуху из толпы.

– Уже и смотреть запрещается? – возмутился Армен, непроизвольно хватая блюстителя порядка за руку, чтобы помешать, однако тот игнорировал его вмешательство и не соизволил даже повернуть головы. Армен недоумевал: неужто всё это организовано ради Миши?..

 Траурная процессия приближалась. Вот и катафалк – роскошная новенькая машина. В раскрытом кузове стоял утопающий в цветах гроб Миши. Были видны лишь колеблющиеся младенчески круглые и маленькие Мишины ноздри – две чёрные точки. Потом Армен увидел Сару: она держала под руку высокую, похожую на неё брюнетку. Скорее всего это была её сестра Саби, певица; она заливалась слезами, без конца вытирала платочком свой красивый чувственный нос и низко наклоняла голову, точно стесняясь своего большого роста. Сара была в чёрном плюшевом платье, её скорбный лик впечатлял и помимо воли притягивал взгляды: горе ещё больше подчёркивало её неотразимое женское обаяние, и она с присущей ей притягательной естественностью молча и отрешённо шла за катафалком, покачиваясь на высоких каблуках. Слева от Сары, держа её за руку и глядя под ноги, шёл высокого роста чернобородый мужчина. Сходство между ним и Мишей было поразительное, так, наверное, выглядел бы Миша в зрелые годы. Это, несомненно, был Мишин отец, значит, его выпустили из тюрьмы. Рядом с ним мужчина в чёрном толкал перед собой коляску, в которой полулежал увечный отец Сары; вид у него был до неузнаваемости ухоженный и чистый. Следом шествовали трое полицейских; тот, что был посредине, бросал по сторонам придирчивые взгляды, и Армен невольно попятился, узнав в нём Чаркина. Новенький мундир придавал ему необыкновенно внушительный вид, с напряжённого лица не сходило самодовольно-горделивое выражение, придававшее ему ещё большую суровость. Спутниками Чаркина были Гамр, муж Саби, и Сили, тот молодой полицейский, что сбросил со ступенек Мираша, бродячего учителя истории. Ни Ски, шефа блюстителей порядка, ни Барина не было видно. Непосредственно за этой тройкой, точно прикрываясь ею, шёл приземистый, широкоплечий человек, чей дорогой костюм и величественная поступь выдавали в нём важнейшую фигуру траурной процессии. Он был в центре внимания, и все вокруг – те, что шли впереди, и те, что шли сзади, – бросали в его сторону боязливые и в то же время полные нескрываемого почитания взгляды. Человек этот был темноволос, из-под его густых бровей коварно поблескивали глаза, а тонкие губы были повелительно сжаты. Внешне он походил на Сару, только был старше и шире лицом. Справа от него, чуть приотстав, спокойной, уверенной походкой шёл Скорп, устремив на толпу пристально-пронизывающий взгляд, а слева одиноко шагал не знакомый Армену угрюмый человек, лысая голова которого мелко подрагивала на тонкой шее. Здесь же были Стелла и Иси, который шёл плавной женственной походкой чуть не в обнимку с бычьего вида мужчиной. Далее – уже беспорядочно – шла более простая публика, в которой бок о бок промелькнули Фузи и Клер, а в самом конце, путаясь под ногами у взрослых, бегали малыши с раскрасневшимися от возбуждения лицами.

– Смотри, смотри, вон он, новый руководитель Китака, – донесся до Армена женский голос с другой стороны фонарного столба. – Какой представительный!

– Который, покажи который? – нетерпеливо спросила другая женщина.

– Вон тот, что отдельно идёт, за полицейскими.

– И правда, солидный человек.

– Да, сразу видно, настоящий хозяин. За одну ночь превратил этот грязный свинарник в рай. Куда ни глянь – чистота и порядок.

– Просто чудо!

– Жаль только, что несчастный он человек: сперва похоронил своего ребёнка, а теперь вот племянника хоронит.

– Что ты говоришь!

– Да, я слышала, дней двадцать назад какой-то приезжий негодяй выкрал ночью его ребёнка и тайком убил.

– Ах, эти приезжие!.. Нашли убийцу?

– Пока нет.

– Эх, верно говорят: пришла беда – отворяй ворота, – вздохнула женщина. – А где мать умершего ребёнка?

– Вон та, красивая, с чёрными завитушками.

– В самом деле, очень красивая.

– Красивая-то красивая, да только не следовало ей в трауре высокие каблуки надевать, тем более что покойник – её ребёнок…

– Ну, это смотря кто как понимает…

– Говорят, три дня назад, когда ночью малыш умер, она дома с каким-то чужаком миловалась, – вмешалась в разговор стоявшая за спиной Армена длинноносая дама в очках. – Говорят, уложила ребёнка в больницу, а сама с чужими мужчинами развратничала, – добавила она завистливо-пренебрежительно.

– Точно, я тоже это слышала, – отозвалась из толпы какая-то женщина, лица которой не было видно.

Армен непроизвольно закрыл уши. Опустив голову, он уставился в землю и побледнел. Значит, Миша умер именно в те минуты, когда они с Сарой сжимали друг друга в объятиях в её постели! И внезапно в памяти вспыхнула начисто забытая им история убитого в лесном селе мальчика. Выходит, что отец убитого ребёнка – старший брат Сары, староста Хигдига, который теперь стал новым хозяином Китака. Вот оно что!..

Армен хотел выбраться из толпы, однако в последний момент отчётливо увидел в траурной процессии Сару и остановился: понурив голову, она медленно шла всего в нескольких шагах от него. Она была сейчас прекрасна, как никогда, и Армен заново пережил каждое жгучее прикосновение её тела в ту ночь. Вдруг, точно её ужалили, Сара резко вскинула голову и, замерев, впилась в Армена глазами, полными боли и мстительной ненависти, словно именно он был единственной причиной её горя…

Армен отвёл взгляд, бессмысленно уставившись на переполненную улицу. Вскоре процессия прошла, за нею устремился медленный поток машин в траурном убранстве. Глаза Армена застлало пеленой, он видел лишь нескончаемое скольжение смутных теней: они появлялись из леса, двигались в сторону степи и исчезали вдалеке. Это казалось ему победным шествием смерти, и путь её лежал через него…

© Альберт Налбандян

© Севак Арамазд